Продолжение. Начало этой истории здесь.

Предыдущая глава

Пробуждение в эпоху сна

Зов пустого вокзала

Год 2020 ворвался в наши жизни не с привычным боя курантов, а с тревожными, навязчивыми сообщениями из каждого утюга. Мир словно сошел с ума, охваченный паникой из-за страшного врага — ковида. Мне казалось, будто какой-то гигантский, невидимый режиссер запустил свой самый мрачный спектакль на сцене всего земного шара, а мы все стали его несвободными актерами, покорно надевшими маски-грим.

На моей основной работе воцарилась звенящая, давящая тишина. Все запланированные мероприятия, словно осенние листья, были сметены одним махом. Людям стало не до праздников — царил всеобщий страх. И в этой странной, замороженной реальности я увидела неожиданный шанс. Воспользовавшись всеобщим бездействием, я решила вместе с четырнадцатилетним сыном уехать из этого тревожного застоя — в «Ауру», к Борису, чтобы обсудить планы на наше новое, пока еще туманное будущее.

То, что мы увидели на вокзале, врезалось в память жутковатой картинкой. Обычно кипящий жизнью, он был пуст и безмолвен, словно после эвакуации. Наши шаги гулко отдавались под сводами, и это эхо лишь усиливало ощущение нереальности происходящего. Мы ехали из Волгограда в Ессентуки почти в пустом вагоне, за окном мелькали безлюдные поля и станции-призраки. Люди, как испуганные улитки, попрятались по своим раковинам.

Был конец марта, но казалось — глубокая, мертвая зима. Уже в поезде я узнала пугающую новость: Пятигорск закрыли на жесткий карантин, нам даже запретили открывать двери вагонов. А следующая остановка — Ессентуки, наша цель.

И вот мы там. Перрон был почти пуст, и на нем, как одинокий маяк в тумане, нас ждал улыбающийся Борис. С помощью какой-то своей необъяснимой магии, просто блестящей уверенностью, он провел нас сквозь кордон бдительных постовых, которые отлавливали всех приезжих, чтобы водворить их на двухнедельное карантинное заточение.

Так благодаря всеобщему хаосу моя деловая поездка превратилась в бессрочное пребывание. Для сына же настала радость — школу перевели на «дистанционку», и он мог получать задания по сети, обретя невиданную доселе свободу.

Мы с Борисом погрузились в работу. В тишине и уюте «Ауры», пока мир снаружи сходил с ума, мы строили планы новых семинаров, создавали программы, направленные на то, чтобы вытащить человека из оков страха, помочь ему вспомнить о своей духовной силе и исцелиться — не только физически, но и душевно.

Уроки прошлого для настоящего

Как-то раз за вечерним чаем, глядя на пламя свечи, Борис задумчиво сказал:

- Знаешь, Лена, история любит повторяться. Такие тревожные, смутные времена — они не первые. Вот смотри: сейчас 2020 год, паника, карантины, люди заперты по домам, боятся друг друга. А ровно сто лет назад, в разгар Гражданской войны, когда кругом царили такие же хаос и страх, сюда, в эти самые Ессентуки, приехал человек, который, как и мы, искал точку опоры в шатающемся мире. Георгий Гурджиев.

Я замерла, представив себе того самого мистика и учителя, чьи идеи всегда меня завораживали.

- И что же он здесь делал? — не удержалась я.

- Он не просто приехал, — голос Бориса стал тише, доверительнее, будто он делился великой тайной. — Он собирал своих первых учеников прямо здесь, среди этой разрухи. Представь: кругом голод, опасность, братоубийственная война, а он в маленькой комнатенке ведет беседы о сознании, о вечном поиске себя, о том, что человек спит и нужно проснуться. Он создавал здесь, в Ессентуках, первый кружок своей будущей могущественной школы — ту самую, что позже назовут «Институтом гармоничного развития человека».

Борис сделал паузу, давая мне осознать масштаб.

- Он видел в этом хаосе не конец света, а уникальную возможность. Когда рушатся все старые опоры, человек оказывается наг и пуст. И в эту пустоту можно заложить новые, настоящие знания. Он искал тех, кто не поддался всеобщему помешательству, кто сохранил способность мыслить. Прямо как мы с тобой сейчас. Мы сидим здесь, в эпицентре новой всемирной паники, и пытаемся создавать что-то светлое и вечное. Мы, по сути, продолжаем его дело.

Он обвел рукой уютную однокомнатную квартиру, за окном которой был тихий, погруженный в карантинный сон курортный город.

- Гурджиев тогда говорил, что человек — это машина, но машина, которая может научиться управлять собой. И самое подходящее время для того, чтобы понять это и начать учиться, — когда внешняя машина мира дает сбой. Именно тогда просыпается наша суть.

Я слушала, завороженная. Тревога последних недель стала понемногу рассеиваться, уступая место совсем другому чувству — причастности к чему-то большому, вневременному. Мы сидели не просто в Ессентуках. Мы сидели в месте, где уже бывал человек, пытавшийся разбудить людей. И теперь эта задача легла на наши плечи.

- Значит, — медленно проговорила я, — мы не просто пережидаем. Мы... мы делаем то, что должно быть сделано именно сейчас. Прямо здесь.

Борис лишь многозначительно кивнул, и в его глазах читалась та же уверенность. За окном сгущались сумерки, но в комнате было светло от нового, неожиданного понимания нашей миссии.

Точка невозврата

К июню всеобщая истерия поутихла. Миру, казалось, надоело бояться. Людей, как и траву после долгой засухи, потянуло к солнцу, к свободе, к горам. Первой ласточкой нашего возвращения к жизни стал выезд в «Уллу-Тау». Группа собралась небольшая, проверенная — те, кто уже не раз пил из источника сил «Ауры» и безоговорочно доверял нам и друг другу.

Именно в тот момент, когда я уже мысленно была среди этих верных людей и величественных гор, раздался звонок. Резкий, требовательный, из другого мира — с моей основной работы. Деловой голос в трубке напоминал, что, несмотря на ковид и всеобщий хаос, я должна приступать к делам, писать бесконечные отчеты для вышестоящих организаций, отчитываться за несостоявшиеся мероприятия.

Но что-то во мне безвозвратно переключилось. Я слушала этот голос, а сама смотрела в окно на пробивающееся сквозь тучи солнце и думала о свежем ветре на горных тропах. Я была уже в другом состоянии сознания — не служащего, но искателя; не исполнителя, но творца.

- Спасибо, — коротко и спокойно ответила я. — На работу я больше не выйду.

Повисла секундная пауза, полная недоумения с той стороны провода. Не дожидаясь вопросов, я положила трубку, открыла ноутбук и одним точным движением отправила по электронной почте заявление об уходе. Не стала выдумывать хитрых формулировок или ссылаться на обстоятельства. Просто — «прошу уволить по собственному желанию».

Ответ пришел почти мгновенно. Меня не стали удерживать или отговаривать. Молча, без лишних слов, подписали. Мой цифровой пропуск в прошлую жизнь был аннулирован. И в тот же миг я стала по-настоящему свободна. Свободна для работы в «Ауре», к которой стремилась всей душой, для того пути, который манил меня, как те самые заснеженные вершины.

Ни дня без дождя

Лето в тот год начиналось не со зноя, а с воды и с этого ощущения легких, освобожденных от гирь плеч. Непрерывные дожди затянули небо свинцово-седой пеленой. Прогнозы синоптиков были похожи на похоронный марш. И в такт этому барабанному стуку капель по крыше в памяти всплыли пронзительные строки Юрия Визбора, будто написанные специально для нас, для моего нового начала:

В горах дожди, в горах седое небо,

В горах грохочут горы по горам...

Одна из участниц нашего семинара, Лина К., сказала об этом удивительно точные слова. Она смогла выразить то, что чувствовал каждый:

«Кто-то думает, что дождь – это неподходящая погода для похода в горы. Может быть… Может быть… Но только не для «ауристов»!!! Нашу поездку можно было смело назвать: «Ни дня без дождя!» Дождь был каждый день. Но это отнюдь не мешало нашей группе с успехом совершать все запланированные восхождения и походы...

Мы ещё не знали, что ждёт нас впереди, но упорно продвигались вперед. Вид на Уллу-Тау был завораживающий. Гора как будто играла с нами в прятки – то скрывалась под плотной шапкой седых облаков, то благосклонно открывала нам свои сверкающие снежные вершины! Я смотрела на неё, не отрывая глаз, и чётко видела фигуру женщины, возлежащую на вершине.

Эти волосы, струящиеся по горным склонам.., лицо.., грудь.., ноги… Она лежала в благостном ожидании смельчаков, которые смогли бы покорить подступы к ней… Лежала и как будто приглашала присоединиться к её величавой безмятежности…»

Читая ее строки, я снова переносилась в те удивительные места. Воздух там был напоен запахом влажной земли и горных трав, и каждый вдох казался глотком живой воды для души.

И вот мы дошли до Поляны Желаний. Ощущения действительно необыкновенные. То, что здесь происходит - заслуживает, чтобы сюда приехать не один раз. Здесь останавливается время. Здесь чувствуешь спокойствие и гармонию. Создается ощущение, что совершен переход на другой уровень сознания. Ты словно не на этой планете! Ты начинаешь слышать - именно слышать - музыку природы, одну из самых приятных мелодий на свете.

- Чувствуешь? — тихо спросил Борис, подходя ко мне. Мы стояли на краю поляны, глядя, как участники нашего семинара, раскинув руки, ловят лицами прохладные струи дождя, смешивающегося с лучами внезапно выглянувшего солнца. — Это и есть та самая точка перехода. Где стирается грань между внутренним и внешним. Где дождь — это не помеха, а часть музыки, о которой говорила Лина.

- Они не просто загадывают желания, — заметила я, наблюдая, как люди закрывают глаза, обращаясь к чему-то бесконечно большему.

- Да, — согласился Борис. — Они вспоминают. Вспоминают, кто они на самом деле. Вода — лучший проводник. Она смывает не только грязь с троп, но и шелуху суеты с их душ. Вот почему в горах, особенно в такую погоду, происходят озарения. Стихия обнажает суть. И именно здесь в горах начинают отрастать крылья у человека, а когда есть крылья у души, то совершенству нет предела — именно это и отметила Лина.

И она была права. Мы стояли под пронизывающим до костей ветром, под дождем, который то стихал, то принимался идти с новой силой, и чувствовали, как что-то за спиной расправляется, наливается силой — те самые крылья, о которых можно забыть в городе, но которые никогда не отмирают окончательно. Они ждут своего часа. Часа, когда душа вспомнит о своем предназначении — парить.

Поляна Желаний услышала нас

Желание, которое мы загадали на той самой Поляне, не сговариваясь, исполнилось ровно через год. Мы загадали быть вместе и больше никогда не расставаться. Это было не просто романтический порыв — это было глубинное, душевное знание, что наши пути должны слиться в одну тропу, ведущую к единой цели.

Меня абсолютно не смущала разница в возрасте. Ведь когда речь идет о настоящем духовном родстве и общности интересов, земные года теряют свою власть. Возраст души невозможно измерить паспортными данными.

Наша свадьба стала не началом чего-то нового, а закономерным продолжением нашего общего Пути. Мы вновь готовились к поездке в Уллу-Тау, и за пару дней до выезда зарегистрировали наши отношения в городском ЗАГСе. Всё было тихо, буднично и заурядно с точки зрения обывателя: ни гостей, ни бравурной музыки, ни хруста бокалов с шампанским. Из свидетелей была лишь Замира Диярова, которая приехала на семинар раньше остальных.

Но настоящим праздником, нашим истинным венчанием, стало торжество в сердце гор, в день летнего солнцестояния — тот самый день, когда наши предки-славяне праздновали Купалу, день максимальной силы солнца, огня и любви. Именно там, на лоне величественной природы, мы праздновали наше единение.

Это был самый прекрасный день в жизни. Под открытым небом, в окружении верных друзей-единомышленников, мы водили хороводы, словно повторяя движение светил по небосводу. Мы проводили факельные обряды, очищая пламенем пространство для нашей новой общей жизни, играли в игры, пробуждающие детскую радость, и слушали музыку ветра и горных потоков.

Для многих свадьба — это синоним пышного застолья, обилия спиртного и мясных деликатесов. Наш праздничный стол был иным: он был чистым, вегетарианским, безалкогольным, но невероятно красивым и вкусным — настоящим щедрым подарком Земли-Матушки, подарившей нам этот день. Конечно, этого не понять тем, кто привык измерять глубину чувств крепостью напитков.

Иллюстрацией этой пропасти между мирами стал директор альплагеря. Прослышав о нашем торжестве, он пришел поздравить нас. Его взгляд скользнул по нашему столу, уставленному фруктами, овощами, орехами и домашними лепешками, и уперся в пустоту, где, по его мнению, должны были стоять бутылки.

- А где же коньяк? Шампанское? — искренне недоумевая, спросил он.

Услышав, что ничего этого нет, он на мгновение застыл, разочарованно покачал головой, развернулся и, уже уходя, бросил через плечо:

- Значит, это и не свадьба вовсе…

Его слова не задели нас. Они лишь оттенили истинную глубину и осознанность нашего выбора. Мы праздновали не формальность, а настоящее таинство — слияние двух душ в единое целое перед лицом вечных гор и ясного неба. И в этом не было ничего общего с тем, что он называл «свадьбой». Наше торжество было на ступень выше — это был акт духовного союза, и его нельзя было опустить до уровня застолья.

Елена Романова