Нет, нет, в эту минуту, казалось, ничто не могло принести утешения, умерить так громко бьющееся сердце, вырвать запавшие в душу безжалостные обидные слова, которые множились до бесконечности и гудели, гудели, заполняя собой все окружающее пространство. Шумной толпой на разные голоса они кричали, вопили: "Не люблю тебя больше, не люблю... ".

Хотелось закрыть глаза и заткнуть уши, чтобы прекратился этот несмолкаемый звон, чтобы стало тихо-тихо. Не ощущать, не думать, не воспринимать ничего. Чтобы была просто бездумная, приносящая облегчение тишина.

До боли зажав уши руками и закрыв глаза, она прислонилась пылающим лбом к холодному стеклу окна и замерла. Какое-то, показавшееся вечностью, время прошло, пока она опять начала понимать. Не сразу вернулась способность видеть и слышать, никак не могло прийти осознание происшедшего. Так бывает утром в воскресенье: проснешься, порываешься вскочить и бежать на работу, но что-то удерживает. И лишь спустя какое-то мгновение начинаешь понимать, что бежать никуда не надо, сегодня выходной и ты свободен.

Да, да, теперь до нее стал доходить смысл происходящего. Теперь она... свободна. Свободна от бессонных ночей напрасных ожиданий, от щемящей ревности, от крадущихся шагов в прихожей и безуспешных поисков компрометирующего в карманах мужа. И даже, смешно сказать, свободна от готовки и мойки, стирки, уборки, так прежде ненавистных ей, ведь именно они стали началом ссор. Теперь же ничего не надо делать, хотела, добилась!

Только сейчас она начала осознавать всю бессмысленность своих упреков, мелочность своих глупых желаний. Внезапная пустота словно вдруг отрезвила ее и доказала нелепость ее настоящей и будущей жизни. Как же она дошла до этого? Почему же получилось так? Винила она, прежде всего себя, и принимала как должное его уход, как наказание себе самой за свою мелочность, за свои упреки и истерики.
Может быть, в душе ее теплилась надежда, что наказание это временное. Вот она все осознает, вот поймет. Она изменится, и он вернется к ней. Она даже улыбнулась этой вдруг появившейся мысли: она станет хорошей, доброй, заботливой, не будет считать копейки, а научится готовить, а в доме будет чистота, и он все увидит и обязательно вернется. На какое-то время эта мысль отвлекла ее от боли, но, вдруг отчетливо услышав глухую тишину пустой квартиры, она вновь окунулась в то беспамятство, в то неистовое страдание, которое теперь будет длиться вечность. Боль, боль, боль. Ведь он ушел, и она, вспомнив, услышала глухой звук разъяренной двери: он хлопнул, уходя в раздражении от ее криков и слез.

"За что, за что?" хотелось вновь закричать.

Сжав виски руками, она вдруг почувствовала, как голова наполняется свинцовой тяжестью, и что-то сильное, мощное грубыми толчками начало стучать и путать ее мысли. Что-то потянуло в левой части груди. Невыносимая щемящая физическая боль пронзила и осталась давить ее нудной, не проходящей, не дающей разогнуться силой.

Кое-как, не отрывая рук от висков, доползла до ящика, где лежали лекарства, достала коробку, высыпала содержимое прямо на ковер и, судорожно роясь, начала искать успокоительное. Выпив одну таблетку, стала ждать освобождения от боли.... Другая таблетка, третья. Боль не уходила! Она заполнила все существо, не оставив места мыслям, ощущениям. Ей хотелось кричать: "Мне больно, у меня очень болит голова!" Неужели теперь эта боль будет вечно?

Вдруг откуда-то, вроде извне слова:  Беги пока не поздно. Беги. Спасайся!!! Она оглянулась, комната полна серых безмолвных теней...

За окном стало смеркаться. Ни день, ни ночь, то неуловимое движение времени после суматошного дня, подводящего человека к умиротворению, отрешенности от вчерашних забот, когда завтрашние кажутся более значительными и важными, но начинать их уже нету сил, а единственное желание забыть обо всем, отрешиться от земной суеты, погрузиться в сладостное оцепенение, которое принесет завтра с собой бодрость и новое состояние духа.

Она шла по улице, и в этот вечерний час ей не верилось, что и завтра она будет жить, как вчера. И ничего не изменится в ее повседневности. Ей казалось, что все в этот миг в ней замерло, и больше уже ничего не будет, одна пустота. Ей не представлялось, что в новый день она войдет в свой служебный кабинет, и молоденькие сотрудницы будут наперебой рассказывать о происшедшем за выходные. Она не видела себя рядом с ними. Как будто мир отодвинулся, и вокруг зияла безвоздушная пустота, и сама она ничто, бесплотный комок боли.

Воздух был насыщен духотой, испарениями улиц, столовых, парикмахерских, мусорных ящиков. Этот тошнотворный запах душил, обещая грозу, потоки воды, желанное очищение.

Она шла все дальше и дальше от дома, чтобы не возникло желания вернуться, спрятаться. Дыхание предстоящей грозы было уже совсем близким, почти осязаемым. Улица поразила ее своей пустотой, будто вымерло все. Промелькнули одинокие спешащие фигуры, и внезапно засверкала синеватым холодным блеском молния, осветившая посеревший притихший город. А через несколько секунд, словно артиллерийский залп, загрохотало в небе. Первые тяжелые капли упали на разгоряченную мостовую. Потом все больше, все быстрей. Вот они превратились в сплошные потоки... Город почернел, заплакал, пригнулись узкие тополя, асфальт стал новым, по нему бежали ручьи, реки, речки.

Она шла по половодью, подставляя лицо этой массе воды, разрешая хлестать по своим щекам резким прохладным каплям. Странное оцепенение... разум не подчинялся... мысли стали исчезать... Вода протекала вдоль тела, оставляя за собой мокрую ткань...

И чудилось ей, что постепенно ее паника превращается в эти теплые струи, струящиеся по ее груди...
Она подняла голову и поймала губами маленькую сферу каплю... Дождь почти перестал...

Мелькнуло непрошеное любопытство: а что сейчас покидает мой разум? Я пыталась себя оправдать! Там, в доме я смогла бы назвать сотню причин, которые бы смогли объяснить происходящее... Но ведь это и были бы оправдания... Неужели... Неужели я боялась? Неужели я трусиха?

Откуда-то, словно из струй теплого летнего дождя сформировалась новая мысль: меня, той, что недавно вышла из дома с его жалкой гудящей пустотой, уже нет...

А сумерки совсем близко... Скоро ночь...

Вновь начинает накрапывать дождь...

Ей показалось, что она видит себя со стороны: все, что сейчас происходит... Ведь все это Я!

Вдруг словно перекатыши, пронеслись перед ее внутренним взором целые куски жизни, случаи, ситуации. Увиделись по новому, высветились. Без оправданий.

Скользящие хрустальные теплые капли превратились в увеличительное стекло, которое сейчас показало ей ее жизнь...

Оказалось, что если не оправдываться перед самой собой, можно легко понять, почему в жизни произошло и происходит то, что происходит. Похоже, что никто не виноват!

Она вытянула перед собой руки... дождя не было... Взглянула вверх: небо из темно-сизого стало синевато серым... Взгляд пробежал вокруг, прицепился к уличному фонарю... веселенький такой свет на мокрой улице... он отражался в бесчисленных маленьких озерах под ногами, множился, десятки раз отображая, словно в зеркале свой ненавязчивый блеск.

Умытые дома доброжелательно светились матовыми разноцветными огоньками.

Совсем ночь... И так тихо... Ну, почти тихо... наступала ночная тишина, сопровождаемая теперь лишь звуком воды, скатывающейся вниз по водосточным трубам да множеством отставших капель, которые все реже и все медленнее срывались с карнизов, с листьев и с грустным шепотом шлепались в озерца лужи.

Да, дождь прошел, оставив в ее душе такой желанный ею покой... А вместе с покоем он подарил ей нечто похожее на уверенность, которая все больше и больше изгоняла из нее страх и безысходность...

Ей теперь так не хотелось возвращаться мыслями к происшедшему, оно уходило... уходило понемногу, каплями...

- Дождевыми, - засмеялась она...

Ей вдруг захотелось крикнуть всей этой мокрой улице: "Я ЗНАЮ, что очень многое теперь я смогу изменить!".

Иллюзии... Сколько же лет она пряталась за ними... Сколько уже лет знала, что все не так… Все эти кастрюли, это просто отговорки, вечные оправдания... Только сейчас она поняла, что жила в последние годы в каком-то безвоздушном сне. Она не могла вспомнить, что делала, говорила, чем занималась все эти годы. Перед глазами, вспыхнув, промелькнули юность, первые счастливые годы замужества, учеба... А дальше все смешалось в какую-то пеструю сумятицу дней, однообразных, тоскливо нудных: скучная работа, безрадостный дом. Дом почему-то виделся через призму веревок с простынями, усталостью, раздражительностью.

Прощайте, иллюзии... я пробуждаюсь... Я не знаю, продлится ли мое новое состояние долго. Я очень надеюсь, что это навсегда... Я изменюсь, и больше не позову на помощь свои иллюзии...

Она открыла глаза...

Устала... Устала от разговора с собой... устала от мыслей... Может быть, хватит? Я ведь все решила. Я разорвала замкнутый круг... Теперь все будет хорошо... Я уверена в этом...

Да, да, никто не виноват в том, что произошло! Это должно было свершиться.

Кризис, кажется, не разрушал, а, совсем наоборот, заново отстраивал дом ее души.

Она еще раз глубоко вдохнула напоенный влажной свежестью ночной воздух и улыбнулась. Подставив ладони, подождала, пока с дерева в ладонь не прольются несколько влажных капель... Наклонив голову, коснулась их кончиком языка - они были мягкими и приятными...

Марина БОНДАРЕНКО

 

 


Перейти:

Наверх

На главную Творчество Список публикаций автора

Расскажите о творчестве Марины Бондаренко своим друзьям и знакомым! Предложите им подписаться на нашу электронную газету!