Марина БОНДАРЕНКО.

Башня грифонов

 

Всё, что вам нужно оставить, – это тот хлам, который навязан вам другими.          Только слепые люди верят в свет. Те, у кого есть глаза... они не верят в свет; они просто видят его.  ОШО

Два года назад я написала статью под названием «ХЛАМ» (Читать здесь). В ней была описана история моего знакомства с женщиной по имени Лиина. Мы встретились с ней в не лучшие ее времена, у нее была мало дающая ее душе работа, не было близкого человека. Но была квартира, доставшаяся ей от родителей. Она не могла назвать ее домом, так как там «жили вещи» родителей. Их было много – то была память о родителях. Одежда, шкафы, книги, старые газеты… Лиина не могла жить своей жизнью, жизнь протекала мимо. Она собиралась сменить обстановку и уехать в Питер, к своей пожилой родственнице, в надежде, что что-то изменится. Но с нами ничего не начинает происходить, если мы не меняемся сами… Прошло два года, и Лиина позвонила мне с предложением встретиться. Мы гуляли в парке несколько часов, и она рассказывала мне, что с ней происходило в эти два года. С ее слов я написала этот рассказ:

 

- Марина, я знаю, что будет со мной...

Когда прочитала твою статью про «хлам», то сначала «показалось», что все в ней – неправда. Я сидела в МОЕМ доме и плакала. Дни шли за днями, я почти ничего не готовила. Только заваривала тот чай, который так понравился тебе… Часто он оставался нетронутым, остывал. Недопитые чашки копились. Не было сил вылить из них, покрывшуюся пленкой, жидкость. Странная череда дней. Я забывалась хлипким сном на диване в гостиной. Не в спальне, а именно – в гостиной – том месте, которое ты не считала моим. Зачем это делала – понятия не имею. Казалось, уйду отсюда, и предам что-то в себе – в памяти. Боялась перечитывать твою статью, да и помнила каждую там строчку. Однажды взяла томик Ахматовой, рискнула читать, но строчек не увидела - слезы капали, создавая лужицы…

 

Сжала руки под темной вуалью... «Отчего ты сегодня бледна?» - Оттого, что я терпкой печалью Напоила его допьяна. Как забуду? Он вышел, шатаясь, Искривился мучительно рот... Я сбежала, перил не касаясь, Я бежала за ним до ворот. Задыхаясь, я крикнула: «Шутка Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне: «Не стой на ветру». А.Ахматова

 

Не могу сказать, как долго это продолжалось – день, неделю… Потеряла счет…

Но однажды вышла на улицу. Метался сильный ветер, почти сбивал меня, немного ослабшую, с ног. Но я шла, выбирая безветренные места, пряталась за толщами домов. Дошла до парка, села на лавочку, застыла. Шевелиться не хотелось. Показалось, что мир снаружи исчез, и что меня в нем нет… просто сидела, закрыв глаза. Не было холодно, и я не чувствовала никакого ветра, может, он и стих уже. Вдруг к рукам подкралось тепло. Не хотелось открывать глаза, но открыла. Большая лохматая уличная собака лизала мои руки. Я встретилась с ее глазами – большими, умными и очень-очень живыми. Поразило это – думала, что мир вокруг умер. Как не существуют и устарели все вещи, которые находятся в моем доме, старые папки и фотографии.

 

 

Но собака – вот она, с кудлатой шерстью, очень теплая и очень живая. И горячие слезы потекли все быстрей, я словно захлебывалась в них. Собака запрыгнула на скамейку и потянулась лизать мне лицо. Я уворачивалась от ее слюнявой морды. И в какой-то момент стало смешно: она с таким упорством не отставала от меня. Я отпихивала ее, но и она была настойчива. Снова появился ветерок – он теперь холодил мое мокрое лицо. Я гладила мою подругу и вдруг поняла – что мне очень хорошо здесь – на этой лавочке. Что не хочется возвращаться домой.

Что было дальше – вряд ли смогу описать подробно. Только помню, что вернулась в дом, приготовила еду, собрала сумку и умчалась на вокзал. Я даже не думала: есть ли билеты. А они были. Не звонила тетушке в Питер, не думала о том, что свалюсь ей на голову. Была как сомнамбула. Сутки или больше в поезде, но они пролетели, потому что все это время проспала. Не беспокоил грохот колес, попутчики – я просто спала – крепко и сладко. Иногда просыпалась и заказывала удивительно вкусный чай поездов – в стеклянных стаканах и металлических подстаканниках. Мне не хватало кусочков сахара, песок был уже насыпан добродушной проводницей. Обжигающий крепкий – он не бодрил, а успокаивал.

Питер встретил вокзальной тишиной. Мимо шли люди, а я словно смотрела кино… без звука. Катились тележки, кто-то обнимался, то моросил, то исчезал дождь. Как обрадовалась тетушка, даже передать не могу. Она обняла меня, и мы просидели без слов несколько часов. Я даже не представляла, что можно ТАК радоваться. В ее глазах была благодарность и какая-то великая любовь. Иногда она вскакивала и неслась на кухню, приносила и ставила на стол в комнате блюдечки с вареньем, печением. Появлялись чашки с чаем, мы то пили его, то он остывал.

Я вспомнила свои чашки, которые собрались у меня на кухне. Единственное, что сделала там перед отъездом – перемыла их с содой и расставила сушиться на столе – ровным рядком с повернутыми в одну сторону ручками. Это единственное, что почему-то запомнилось мне – я так старалась тогда выстроить ровный-ровный ряд. Быть может, для того, чтобы по возвращении меня встретило что-то – чистое, имеющее какую-то логичность…

Марина, ты предполагала, что я поеду, и буду грустить с тетей вместе в ее захламленных комнатах. Да, возможно так и произошло бы, если бы я не прочитала твою статью. Но теперь во мне все противилось этому – ведь словно увидела себя твоими глазами. И внутри все возмутилось – я не хотела быть среди тех же самых – пыльных книг и вещей. Ну а то, что тетин дом похож на мой, ты не ошиблась. И более – если в моем оставалась жизнь лишь двух поколений, то тут – этих поколений было куда больше. На стенах фото прапрадедов, о которых ни я, ни тетя толком не помнили. Все было там так, как ты и сказала. За исключением того, что все это было мне мало знакомым. И разглядывая незнакомые книги, картины и фотографии, я думала уже о чем-то ином – вдруг стали интересными их судьбы. Быть может, впервые за многие годы мне стало что-то интересным. Но я не спешила погружаться в это, не задавала тете вопросов. Подумалось – если мне на самом деле это надо – всегда успею расспросить, прочитать.

Да, да, мне хотелось чего-то. С удовольствием смаковала это слово: «хочется». Почему-то казалось, что с этим словом что-то придет – то, что порадует. И да, мчалась, конечно – к тете – единственному оставшемуся на этой земле родному человечку, но ехала еще и в Питер. В город, который когда-то потряс меня… ведь была здесь в детстве, и потом – в юности. Я не знала – буду ли вспоминать свои старые о нем впечатления, или будет происходить что-то иное. Но очень и очень ХОТЕЛОСЬ окунуться в него…

Два дня «настраивалась» - отсыпалась и отъедалась. Тетя, в последние годы питавшаяся скудо и скромно, вдруг вспомнила, какой кулинаркой была в молодости и в зрелые годы, и начала баловать меня всяческими аристократическими изысками… Я не мешала ей – видела, что это все доставляет ей удовольствие. Да и самой все это было и вкусно, и приятно.

А потом «начался» Питер. Каждый день он был со мной, и как добрый дядюшка, учил и помогал. Я ощущала его – живым существом. Его улочки – такие разные, и вместе с тем объединенные чем-то таким общим, что куда бы я ни попадала, внутреннее состояние не менялось, только ощущала все больший трепет внутри. Очень хотелось трогать завитки оград, прикасаться ладонями к каменным и чугунным памятникам, герои которых взирали на меня со своей высоты – я ощущала их мудрость, казалось, они все знают обо мне…

...А там мой мраморный двойник, Поверженный под старым кленом, Озерным водам отдал лик, Внимает шорохам зеленым. И моют светлые дожди Его запекшуюся рану... Холодный, белый, подожди, Я тоже мраморною стану.   А. Ахматова

 

Дни шли за днями. И я ощущала, что моя чашка, прежде переполненная непонятно чем – быть может, тем остывшим чаем с восковой пленкой, постепенно пустела. Мне казалось, что скоро увижу ее дно.

Однажды гуляла в парке и вышла к небольшому пруду, где плавали утки. Ребенок лет шести уже вымочил ноги, заходя почти в самую воду, чтобы дотянуться до очередной просительницы крошек, он боялся, что крошки утонут, и утка не получит своей пайки. И когда у него получалось до какой-то из них дотянуться и угостить ее, он оборачивался к нам, небольшой группе зрителей и весело смеялся.

 

 

Я поймала себя на мысли, что мне жалко его промокших ног, что он может заболеть. Но когда прозрачный мешок с крошками опустел, и он счастливый пробежал мимо меня, вдруг поняла – ОН НЕ ЗАБОЛЕЕТ! Люди, могущие быть счастливыми от того, что накормили уток, не потеряв ни одной крошки – НИКОГДА НЕ БУДУТ БОЛЕТЬ. Потому что наши болезни возникают от нашего внутреннего негатива, но ни в коем случае от радости и добра. Да и день был нехолодным, и ребенок мчался домой на всех парусах. Да ему не холодно, ему – жарко.

И другая мысль – на улице детей мало, значит, многие сидят дома, уткнувшись в телевизор или компьютер. А этому – ничего не нужно… Он все, что нужно, в своей жизни успеет.

И вдруг – очень яркая мысль – но ведь и у меня Жизнь еще не кончается, и я в ней все еще успею. Что это будет? Не знаю… Моя чашка …

Когда приходила вечерами домой, тетя каждый раз удивлялась, почему не хожу по музеям, только по улицам и паркам… «почему ты не пошла на выставку?» – как-то в очередной раз спросила она.

Я пожала плечами, - мне не нужны сейчас никакие картины, кресла, статуэтки. Так устала от них…

Про себя подумала – конечно, они все не хлам, но они – это тоже чьи-то думы, чье-то творчество. А я сейчас еще не готова заново наполнять свою чашку…

Но моя тетушка все-таки вытащила меня. Нет, не в музей. Она пригласила меня – в… кафе. Да в непростое, а золотое. Литературное!!! Историческое. Тетушка, так же, как и мама – преподавала литературу… Словесница, как она себя именует. И потому было бы удивительно, если бы она пригласила меня в какое-то иное место.

Богемное местечко. Когда-то это была кондитерская, куда зашел перед дуэлью Пушкин, выпил стакан лимонаду и отправился в Путь, из которого уже никогда сюда не вернулся. Но разве уйдешь из памяти людей? Вот его и вернули – на то самое место, где когда-то он и сидел. И пусть это восковая фигура, всего лишь Символ. Но символ того, что люди пытались остановить бегущее время – остановить Его, чтобы не совершил того, что случилось. В нас – он живой и никуда к Дантесу не вышел, остался здесь… Мы сидели в кафе на втором этаже и выбирали блюда, рассматривая удивительное меню – такую огромную красную книгу.

Тетушка читала оттуда стихи на гастрономические темы и смеялась, – «Ну не Пушкин, конечно, но занимательно, занимательно!». Выбрали мы, конечно, еду из «Пушкинского раздела», и все почему-то оказалось «грибное» - закуску из шампиньонов в сметанном соусе с сыром и петровские щи с опятами. Когда симпатичный официант, одетый в костюм времен Александра Сергеевича, удалился, записав в блокнот наши пожелания, мы расслабились и стали разглядывать сам зал. Оказалось, нас окружают мои любимые цвета: зеленый и вишневый. Тяжелые портьеры, колонны, гравюры, рояль. В какой-то момент у меня поплыло перед глазами – в зале было слишком жарко, после холодного уличного воздуха, перехватило дыхание, чувствовала, что еще немного и упаду в обморок. Тетя встала, помахала официанту, чтобы он принес воды. Когда он принес стакан с водой, тетя сначала протянула его мне, потом поперхнулась и, отставив стакан, сказала, – не пей!

Мне в момент стало нормально, головокружение улетучилось от странного поведения моей всегда серьезной тетушки.

- В чем дело? - спросила я

- Уф, не поверишь, но я вспомнила один эпизод, случившийся здесь. Хотя, может, врут.

- Так что?!, - настойчиво спросила я.

- Осенью 1893 года Петр Ильич Чайковский умер.

- Причем здесь стакан воды?

- Говорят, он умер, выпив стакан воды здесь, в этом месте, здесь был тогда ресторан Лейнера… В городе свирепствовала холера и он выпил сырой воды…

- Доказано, что именно здесь он пил воду? Или где-то еще?

- Где-то еще? Да, конечно. Просто это осталось как версия. А знаешь, версий-то ходило о его смерти не меряно. Разных. Писали, что он за год предчувствовал свой уход, что сильно изменился – из жизнерадостного и веселого человека стал мрачным, неразговорчивым. Его брат, Модест Ильич писал, что Петр «словно перестал принадлежать себе и нехотя должен, не может не подчиниться чему-то мощно и неотразимо овладевшему им. Что-то захватило его волю и распоряжается вопреки ему. Это таинственное «что-то» было безотчетно тревожное, мрачное, безнадежное настроение, ищущее успокоения в рассеянии, какое бы оно ни было». Цитирую тебе, ведь я читала лекции о Чайковском еще двадцать лет назад.

Нам принесли еду, но что-то произошло с моим аппетитом, я ела медленно, не очень вникая во вкус, казалось, что не чувствую его…

Вечер набирал силу, многие столики были заняты. Мы даже еще не заказали десерт, как послышалась музыка – резкие, глубокие звуки заставили меня оглянуться в ту сторону, откуда они раздавались. За роялем сидела женщина, с седой короткой стрижкой, в бархатном платье. Низкие мощные звуки длились и длились. К роялю подошел молодой мужчина во фраке. Удивительный баритон. Но почему? Почему мне хотелось, чтобы этот баритон пел что-то другое? Но он пел «СНОВА, КАК ПРЕЖДЕ, ОДИН…». Это был очень грустный и тревожный романс Петра Чайковского на слова Даниила Ратгауза.

 

Снова, как прежде, один, Снова объят я тоской. Смотрится тополь в окно, Весь озаренный луной. Смотрится тополь в окно, Шепчут о чем-то листы. В звездах горят небеса... Где теперь, милая, ты? Все, что творится со мной, Я передать не берусь... Друг! помолись за меня, Я за тебя уж молюсь.

 

Я даже и не знаю, что тебе сказать - вечер удался или вечер не удался?

Позже, когда мы шли домой, молчали. Что-то тягостное такое протянулось. Тетя не поднимала на меня глаз. Она чувствовала, что со мной что-то происходит, но не знала, что. Да и сама я не знала этого. Меня все время «вела» твоя статья. И единственное – мне порой казалось, что я – всего лишь героиня твоего рассказа. Просто – некий персонаж. А самой меня – нет. И что я ничего не чувствую. Так было до вот этого самого вечера. Когда произошло нечто. Нечто, что, как оказалось, было БОЛЬНЕЕ меня самой. Больнее пустоты моей прежней, или хотя бы последних моих лет десяти. Куда больнее. И это внутри меня шло как в сравнение. За один вечер я словно столкнулась с двумя судьбами. Они двое – были в свой, можно сказать, последний день перед смертью – в этом самом ресторане… кондитерской, кафе… Какая-то связь есть… между их судьбами и моим состоянием.

Но какая? Грустная, тревожная для меня? Или наоборот – что-то во мне должно произойти другое?

Мы шли домой, а мое сердце колотилось как сумасшедшее! Даже тетя почувствовала это и сказала, – эх, зря мы в ресторане не заказали вина… Утро светило солнцем. За окном дворник шуршал своей метлой. В длинном фартуке и бороде, он напоминал персонаж из позапрошлого века… Все улыбалось. Я отправилась варить кофе – и ощущала каждой своей клеточкой, что мне – хорошо. ВО МНЕ ВСЕ БЫЛО хорошо. И никаких химер не наблюдалось. Повернула рычажок доисторического радиоприемника. Полилась какая-то чудная вещь, похоже, вальс Шопена. «Неужели мне нужно еще что-то от жизни», - мысль мелькнула и поразила какой-то необычайной легкостью. Просто – быть, ведь это уже замечательно. Неважно, в чем одета сейчас – треники, так треники – главное, цвет… - внутри все уже смеялось. Мне не нужны никакие картины на стенах. И даже фото. Хочется, чтобы… было вот это … чудесное пространство, где могут просто «находиться» танцующие звуки. Ах, это удивительный Фредерик… Поставив чашку с кофе на стол, прикрыла ладонью… теплый пар щекотал… чудилось, что в сегодняшнем дне произойдет что-то странное, и наверное, важное… откроется очередной секрет. И снова мысль – странно – стала радоваться предвкушению. Словно сердечко заранее знало… что что-то обязательно удивительное придет внутрь. Сначала слегка постучится, а я буду с ошеломлением предчувствовать…

Но ничего конкретного себе на день не заказывала. Просто вышла в призрачный туманный день с этим вот предощущением. Ноги шли сами. Мимо сновали люди – снова как в замедленной съемке, без звука. Туман надвигался, и через несколько метров скрывал их фигуры, но открывал углы домов, вывески, ограды. Где-то потянуло свежей сладкой выпечкой…

Я всматривалась в утекающие уличные сюжеты, не вникая особенно – давая простор собственным додумкам и фантазиям, которые скользили, оставляя внутри ощущение чего-то сказочного. А через мгновение улетучивались, потому что перед глазами возникало новое что-то: фасад старинного особняка, чугунная скамейка, фонтан… Впереди – справа показалась ограда. Приблизилась – Казанский собор! Ну и туман…. Решетки – чугунные, сделанные два века назад, притягивали – я положила руки на тяжелый мощный завиток – он был холодным и мокрым… Воронихин обладал удивительным чувством какой-то аристократичности – решетка создавала ощущение торжественности – среди ажурной вязи тонкие стрелы, устремленные вверх… Какая-то странная щемящая связь с чем-то древнерусским…

И, казалось бы, вне связи, вспомнились стихи Ахматовой:

 

Сердце бьется ровно, мерно. Что мне долгие года! Ведь под аркой на Галерной Наши тени навсегда. Сквозь опущенные веки Вижу, вижу, ты со мной, И в руке твоей навеки Нераскрытый веер мой. Оттого, что стали рядом Мы в блаженный миг чудес, В миг, когда над Летним садом Месяц розовый воскрес, - Мне не надо ожиданий У постылого окна И томительных свиданий. Вся любовь утолена. А.Ахматова

 

А впрочем… разве мы можем точно определить – как возникают связи ассоциаций? Моя Ахматова приходила в моменты легкой грусти, в виде предчувствий. Кто знает – быть может, что-то тайное, какая-то странная связь между разными душами существует. И пусть нам не дано в деталях понять эту нить, но уже то, что она есть, помогает порой не свихнуться, остаться в «колее», и потом уже вырулить из нее на широкую свою дорогу…

Да… О дороге. Слегка надоело ходить по центру. Почему бы не попытать судьбу – что принесет? Быстро перебежала дорогу, метнулась к остановке, села в первый же подъехавший автобус. Он мягко скользил на своих современных рессорах, укачивал. Печка рядом с моим сидением убаюкивала, лень прикрывала глаза. Усилием воли я открывала веки и разглядывала попутчиков, грела сильно остывшие на ветру и прикоснувшиеся к металлу, руки. В какой-то момент глянула в окно: мы проезжали по мосту через Неву. Дальше – Университетская набережная. На следующей остановке что-то подтолкнуло меня, и хотя двери уже были закрыты, я покричала водителю, и он открыл их, подумав, что дама проспала свой выход.
Здесь туман поредел, в воздухе ощущалась легкость. Я снова шла. Улицы сменяли одна другую, я куда-то заворачивала. И было ощущение, что иду куда-то целенаправленно. Хотя, кто устанавливал «цель» не было понятно…

 

Двадцать первое. Ночь. Понедельник. Очертанья столицы во мгле. Сочинил же какой-то бездельник, Что бывает любовь на земле. И от лености или от скуки Все поверили, так и живут: Ждут свиданий, бояться разлуки И любовные песни поют. Но иным открывается тайна, И почиет на них тишина… Я на это наткнулась случайно И с тех пор все как будто больна. А. Ахматова

 

Передо мной возвышался дом оранжевого цвета. Или мне так казалось при проявившемся в вышине, среди туч, солнце. Старинный симпатичный вход. Над ним вывеска: «Аптека профессора доктора Пеля». Стою, смотрю. А ощущение - неслучайно сюда забрела. Зайти туда? Зачем? Для чего вообще аптеки? С каких-то пор я научилась задавать себе вопросы. Ответ один: в аптеках находятся… лекарства. Я рванула в Питер для того, чтобы найти здесь то, что поможет мне… Нашла ли? На то, что выздоравливаю – вроде похоже. Но окончательно ли и бесповоротно? Не знаю. Да и может ли быть тут лекарство? От неправильной жизни? Я присела возле входа на корточки и облокотилась о стену. Мне все еще не хотелось заходить внутрь. Провизжали тормоза. В метре от меня остановилась машина, со смешками оттуда вышли два парня с этюдниками и большими белыми холстами на подрамниках… Машина уехала. Слышу очень странный разговор:

«Куда ты сказал, идти? За угол? Ты уверен, что эта башня – проход в параллельный мир, здесь? Ты уверен?

– Еще как уверен, уже не первый раз здесь. Это именно та аптека, где господин Пель занимался своими алхимическими опытами. И для того башню эту использовал, в ней жили грифоны, а ночью они вылезали оттуда и летали вокруг».

Я замерла… Согласись, не каждый день в НАШЕ время можно услышать такое…

Медленно стала подтягиваться к парням поближе. Они, увлеченные, не сразу заметили меня. Лишь когда уже стояла вплотную к ним, повернулись и молча задали вопрос, на который я попыталась ответить: да, хочу с вами, хочу услышать все-все об этом.

Они переглянулись, заулыбались…

- А что, - сказал тот, что постарше, - вместе будем стучаться… С женщиной, быть может, скорей откроют.

- Откроют ЧТО? – удивилась я, - тот самый проход в параллельный мир?

- Почему нет? А что хотели бы вы, чтобы с вами случилось? Ведь вовсе не случайно вы захотели туда попасть?

Странное такое ощущение появилось во мне – когда понимаешь вдруг, что нет ничего невозможного, что все может случиться именно так, как того хочется внутри. Но все дело в том, что мне казалось, что я совсем не знаю себя, не знаю, чего хотела бы.

Парень прищурился и сказал, - Вы, правда, не знаете, что Вам нужно от Жизни? Разве такое может быть? Ведь Жизнь дана нам для того, чтобы мы ее ПРОЖИЛИ. Вы хотите Жить?

У меня застучало в висках, - а ведь как все просто – на самом деле все эти недели здесь искала именно этот ответ – наливала и разливала свои чашки, искала, прислушивалась к вою ветра, прикасалась к металлу, наблюдала за птицами – и все искала. Мир во всем его многообразии, существует. И все в нем исполняет только ему одному известный танец – Жизни. И перестает танцевать, когда его жизнь заканчивается. Мои годы пролетали, а я так и не научилась танцевать… Показав на его этюдник сказала, - хочу научиться рисовать и танцевать. Хочу научиться жить. Он покачал головой, улыбнулся и сказал, – для того, чтобы танцевать, Вам нужно пространство. В клетках, куда заключают себя люди, они не смогут научиться танцевать. Думаю, вам обязательно нужно с нами пойти. Они взяли стоящие на земле этюдники и холсты, и пошли вдоль оранжевого дома. Обойдя здание справа, мы вошли в переулок. Остановились перед первым двором, вход в который был закрыт металлической дверью. - Меня зовут Михаил, - сказал старший, а это – Вадим. Здесь нам придется, очевидно, ждать долго. Пока кто-нибудь откроет дверь, с этой или той стороны. Увы, ключа у нас нет. А жители закрыли проход. От назойливых посетителей. Поэтому у нас куча времени. Задавайте ваши вопросы. Я удивилась, – какие вопросы? - Любые. Вы хотели узнать про грифонов, про проход, башню и аптекаря.

Мне казалось, что тут сейчас разворачивается сюжет какой-то книги или фильма. Настолько странно ощущала себя. Внутри не было никакого недоверия к мужчинам – они не производили впечатления психически ненормальных. И вместе с тем, ситуация была выше моего понимания. Что я здесь делаю? Зачем мне нужно, очень нужно попасть в незнакомый двор, в башню?!

Мои мысли, похоже, отразились настолько явно, что Михаил засмеялся…

- Хорошо, - сказал он, - я САМ все Вам расскажу, а уж там вы решите – нужно ли Вам заходить в этот двор. Итак. История этого дома началась два века назад. Дом был построен в 1720 году… Слушай, - вдруг перешел он на «ты»…, - скажи, почему ты тут? Да, прислушалась к разговору, любопытно стало. Но ты понимаешь, что ты сейчас меняешь свою судьбу? Попасть в параллельный мир – в другую реальность, значит – изменить свою жизнь. Сейчас ты стоишь на перепутье: по ту сторону, - он кивнул за угол, когда ты еще ехала в троллейбусе…

Я машинально поправила, - в автобусе…

- Вот, вот – пока ты ехала, ты еще где была? В той, своей настоящей реальности? - Нет, - вырвалось у меня, - я уже несколько недель не нахожусь нигде. Только что-то ищу. - А ты знаешь, что это только твое: желание и воля могут переместить тебя из одной реальности в другую – в ту, что ты хочешь… Ты итак это могла сделать. Но пути к отступлению у тебя были бы. А вдруг – не понравится? А сейчас, если ты приблизишься к башне грифонов, ты вступишь на другую дорожку, перейдешь в иную реальность, и пути назад у тебя уже не будет. Ты все верно решила? Готова? Где-то внутри чувствовала, что Михаил играет со мной в какие-то странные игры. Я не могла до конца включиться в заданную им игру. Но девяносто процентов меня так и рвалось «туда». Было ощущение, что я так долго куда-то шла, и вот, наконец, ЭТО уже близко.

А он продолжал «настаивать», - твое решение сейчас может быть очень важным для тебя. Явно ты долго «путешествовала» вместе с собой. Но все твои поиски вряд ли были осознанными. Ты не проводила опытов, и не прокручивала внутри варианты твоих реальностей, а просто шла по одному заданному кем-то пути. Шагнув туда, - он кивнул в сторону металлической двери, - ты, может, станешь другой личностью. Ты будешь творить уже иной мир. И он может стать совсем непохожим на твой прежний.

Тут он замолчал. Через минуту, сверкнув глазами и откинув прядь светлых волос назад, сказал, - ты останешься похожей на себя прежнюю, не бойся. Но ситуации твоей жизни поменяются.

У меня было ощущение, что он хочет мне что-то сказать. Словно вдохнуть что-то в меня. Что-то возвышенное, что-то очень сильно отличающееся от «обычности». Что-то торжественное…

И он, словно услышал меня, - ты должна войти туда уже другая, не та, в которой полно мыслей, покоящихся на страхах. Никогда не осуждай себя! – почти выкрикнул он, - пока судишь себя, ты никуда не сможешь прийти. Самоосуждение очень тормозит нас. Это только кажется, что мы ищем в нем исцеления.

Художник Иван Славинский

Это – плохая реальность. Это – ХЛАМ. «Хлам»! Я стояла как вкопанная. Он произнес ЭТО слово. То, которое меня преследует уже сколько времени. Я услышала стук собственного сердца. И стало казаться, словно какое-то растение, типа кудрявой лианы – появилось и катастрофически быстро растет и обвивает меня со всех сторон. Я вспомнила, что видела уже где-то такие растения. Их называют паразитами. Они живут за счет других деревьев. Оно стало меня душить. Я хотела что-то сказать, а язык не слушался. Хотела пошевелить руками, но они не двигались. Словно сквозь пелену, услышала голос: «Выдохни»… И вдруг стало легко – дерево «стекало» с меня легкими «щепками», как осенняя листва. И я становилась все тоньше. - Никогда не слушай правил, которые придумал кто-то… не подчиняйся тем, кто говорит, что нужно быть бедной, что нужно не задавать вопросов, и не тащи свой прицеп без колес, только силу растеряешь. - А разве она у меня есть, эта сила?

- Она у всех есть. Только направлять ее нужно на мудрость, а не распылять на всякие ненужные эмоции. Осознанность – противоядие от страха. Если осознаешь, что у тебя есть выбор, то сумеешь создать свою новую реальность. Знание о возможности выбора помогает игнорировать страх. Просто – расслабься. Тогда к тебе не будут приходить те мысли и эмоции, которые ты бы не хотела, чтобы появлялись. Тебе не нужно становиться лучше или достойнее, чтобы попасть в ту реальность, в которую тебе хочется. Если будешь напрягаться, чтобы «выглядеть» покрасивее, вспоминай, что это не ты, а твое эго этого хочет. Оно много чего хочет, а потому постоянно будет советовать тебе быть осторожнее, намекать на возможные проблемы, пугать опасностями, чтобы ты постоянно беспокоилась. Осознай, что это оно и «создает» все эти «страшилки». Тебе может быть трудно. Не бойся – это всего лишь – этап, когда ты прощаешься со «старым». Вон, сколько лет «копила»… хлам…

Кто он? Художник? Философ? Или то, что называют нашим внутренним. Было ощущение, что он все обо мне – знает.

И вдруг какая-то явно верная мысль: может, все проще? Если людям нужно что-то изменить, исправить, улучшить в себе, то «рецепты» одинаковые?

Мне стало легче, и Михаил из неожиданного провидца «превратился» в мыслящего, знающего.

 

 

Пока размышляла, вокруг происходило какое-то движение… Ребята выстроились рядком, у них в руках появился букет цветов, и мешочек… Легкое постукивание каблучков - приближалась дама весьма преклонных лет, но в умопомрачительной шляпке. Когда она поравнялась с нами, Михаил галантно поклонился: Полина Бенедиктовна, а вот и мы. Как договаривались, пришли вовремя. Прекрасной даме – цветы и конфеты, - с этими словами он протянул дары женщине. И каким-то легким движением подхватил ее, наверняка, тяжелые сумки, - доставим на этаж!

Дама покачала головой, - ах, Миша, вы же знаете, как не любят наши соседи чужаков во дворе. Но если только ненадолго и тихо. Не шуметь, прошу вас.

Заветная дверь, наконец, отворилась…

И хотя туман давно растаял, в воздухе висели капли, было сыро. Войдя в узкий проход, мы оказались в совсем небольшом дворе – стены домов, устремленные вверх, теснились. Нестранное для Питера ощущение колодца. Что я надеялась тут увидеть? Аа… башню. Башня была… Из красного кирпича, метров десяти или более в высоту, и не менее двух метров в обхвате. Странная труба. Такой вот каменный толстячок.

Я думала, что ребята начнут расставлять этюдники и рисовать ее. Но они этого не сделали. Вадим умчался провожать престарелую даму, а Михаил достал фотоаппарат и стал обходить башню, выискивая лучший ракурс… Сделав штук двадцать снимков, он повернулся ко мне.

- Темновато уже. А скоро совсем темно будет. Поздно вернулась Полина Бенедиктовна. Будем с ней снова договариваться, чтобы впустила нас. Дверь тут стерегут, от назойливых искателей счастья. Ведь, как я говорил, башня сия, и вообще это место – на самом деле – очень непростое. Его нет в туристических схемах, и даже не все жители города знают о ней. У нее много названий: цифровая, «Башня оптимиста». Башня грифонов. На кого-то она наводит страх, кого-то завораживает. Что касается тех, кто жил здесь, тут есть факты…

Вдруг послышался шелест крыльев, над нами пролетел кто-то, я не успела поднять голову, чтобы рассмотреть.

Михаил продолжал, - да, быть может, это они и летают. Но ты не увидишь. Еще рано… Вот ночью бы…

- Кто здесь летает?

- Грифоны. Существа такие… С четырьмя ногами, телом льва, с крыльями и головой орла. Они существовали на земле очень и очень давно. Сохранились записи о них. О них писал Геродот, например, в своей «Истории». И еще греческий врач Ктесий из Книдоса. Он писал, что это порода четвероногих птиц, размерами не уступающих волкам, лапами и когтями напоминающих львов, а туловище покрыто черными перьями, только на груди они красные. И во все следующие века грифоны кочевали из книги в книгу. Их изображениями украшали гербы. Даже на гербе Романовых грифон. Символизировал он многое, ведь соединял в себе качества птицы и зверя, небеса и землю, добро и зло. А еще ему было известно, как отыскать золото. Говорят, доктор Пель разводил грифонов. И они жили в этой самой башне. А по ночам вылетали из своего убежища. В окнах домов можно было видеть их отражения, и жители слышали шум их крыльев. Полина Бенедиктовна рассказывала, что еще в царские времена жители этого и соседнего дворов жаловались в полицию, что им мешает шум крыльев в ночное время. И полиция пыталась расследовать. Даже в местной газете об этом писали. Ах, слухи, слухи… Но видишь ли, легенда не исчезает. Ты сама слышала шум крыльев. Говорят, что доктор Пель занимался алхимией. А что ты знаешь об алхимии? - Ну, то, что алхимики занимались поиском возможности превращать в золото другие металлы.

- Верно. А другая цель ее – достижение бессмертия. И говорят, алхимики таки нашли эту формулу. А ведь все хотят оставаться вечно молодыми. Но есть и третья цель алхимии – достижение счастья. Как думаешь: поиски золота, молодости и счастья имеют что-то общее? Отвечая на этот вопрос, помни одно: алхимия не началась в средние века. Ей куда больше лет. То, что доступно – куда мы еще можем заглянуть: древняя Индия. Главной целью алхимиков Индии был человек. Именно там искали возможности внутреннего его изменения, достижении мистических состояний. Опыты алхимии осуществляются не столько химическими и физическими способами, сколько философскими при помощи души.

 

 

В этих опытах есть свой смысл, связанный с принципом Эволюции. Все существующее движется и развивается. Так вот, алхимики и пытались найти способ, который мог бы ускорить этот рост. Если допустить, что человек будет бессмертным и совершенным, то он может стать таким уже сейчас.

Конечная цель Философский камень. Универсальная панацея. Как думаешь, правдивы ли легенды о философском камне, эликсире бессмертия, о вечном счастье? Как думаешь, могли ли тысячи людей посвятить свою жизнь выдумке? Быть может, не все так просто? Может, просто мы ищем смысл не там? Где те истинные грани?

Вот то, что утверждают алхимики: нужно обращать внимание не на внешний вид, а искать корни и причины. А с практической стороны алхимия учит человека возвращать себе силы. Ведь наверняка ты много раз слышала о том, что человек прежде обладал многими знаниями и умениями, а потом вдруг утратил их? В какой-то момент. Об этом написано во многих учениях. Мы потеряли так многое. И то осознание, что мы существуем и за пределами физической видимости.

Алхимия всегда стремилась к этому: к уже имеющимся знаниям добавить еще – сознания, мудрости. Ты подумай: разве будет несчастным человек, который осознал, что может расти и совершенствовать себя? Разве может быть несчастлив человек, который нашел себя? Разве для тебя самой – счастье видится в обладании материальным хламом? Доктор Пель, будучи аптекарем, день посвящал работе в аптеке и лабораториях. Кстати, именно он изобрел ампулы… А его аптека пользовалась огромным успехом. И в девятнадцатом веке была поставщиком двора его императорского величества. Так вот, а ночами доктор уходил в свою лабораторию и бесконечно искал… золото, бессмертие, счастье… И ты ищешь. И ты алхимик – ведь ты обладаешь частичкой знания. И в твоей душе есть лаборатория, в душе мы все алхимики. И у тебя есть инструменты, силы, жизнь, чтобы получить свое золото – ту совершенную себя, о которой ты мечтаешь. Просто нужно сначала очень сильно захотеть этого. Так же сильно, как алхимики хотели получить свое золото.

Знаешь ли ты, что практически всех животных холят и лелеют на другой стороне? Они не знают, что такое зло, поэтому живут в совершенном мире. Не случайно грифоны добрались до нас и, собственно, никогда не исчезали. Только представляются нам сейчас «сказочными» животными. Потому что наш сегодняшний «критический», да и весьма ограниченный, ум считает, что они выглядят неправдоподобно. Но ведь воспоминания-то остались! Потому что подсознательно мы знаем правду!

Как и ты «ЗНАЕШЬ». Ты неслучайно прибыла в нужный день и час сюда, к башне грифонов, и попала в этот двор. Без нас ты не смогла бы войти, местные очень тщательно следят, чтобы посторонние здесь не ошивались. Говоря вслух, что им мешает шум, они, быть может, охраняют целостность ИХ «счастья». Потому что доктор Пель, говорят, таки нашел формулу счастья.

А потому, у тех, кто живет в этом районе, частенько сбываются самые смелые мечты. У многих резко меняется жизнь, кто-то богатеет, у кого-то идет вверх карьера, появляется семья.

Что далеко ходить? Пару фактиков я тебе подкину. В 1853 году тут поселился Карл Сименс. Через пять лет он стал основателем российской электротехнической промышленности. В 1893 году тут был Владимир Ульянов. Ну, не буду продолжать. Сама знаешь. В 1906 году мальчик Петя остался сиротой. Он замерзал в этом дворе, мечтая о тепле и семье. К нему подошел богатый господин. У них с женой не было детей. И они усыновили Петю. Михаил положил мне руку на плечо и развернул к башне, - смелее! Загадывай! Я подошла к башне, в неверном свете разноцветных тусклых оконных огоньков, сырая, она странно мерцала. «Что-то инопланетное», - подумалось. Мы всегда что-то, что вне нашего разума, связываем с космосом, почему-то точно зная, что все отгадки там. Точно – я давно уже была «не здесь» - не в своем привычном мире, это давно была другая реальность. Та, в которой УЖЕ свершаются великие события моей души. Я неслась с той космической скоростью, которая уносила меня все дальше – туда, где я буду счастлива. Алхимия доктора Пеля, а точнее, Михаила – работала на все сто!

Я огляделась… воздух словно сгустился… Нет, оно вокруг не темнело, а словно суживалось все, концентрировалось…

Почему-то подумалось, - а где Вадим?

Он сидел по другую сторону башни и рисовал, высвечивая фонариком те или иные места на башне… и краски на палитре. Это было необычным, неожиданным. Каждый художник ЗНАЕТ, что ему в этот МОМЕНТ нужно. А на его холсте проявлялось что-то, ведомое только ему самому.

Я ощутила легкое прикосновение легких крыльев на моей щеке. Это была рука Михаила, он стирал там ручейки из слез. Я никогда в своей жизни не ощущала прикосновений к своему лицу…

Слезы не хотели останавливаться. Мой хлам души выливался потоком. Ведь только тогда в нее может войти любовь, когда место ей будет освобождено. Я не оттуда выливала. Надо было не мифические чашки разливать, а очищать душу. Мрачная в своей томной вечерней дымке башня, была живой… А мир заполняло чудо…».

День клонился к вечеру, и Лиина пригласила меня к себе на чашку чая. Войдя в дом, я не узнала его. Там вообще не было ничего из ее прежней жизни. Новые стены, полы, занавески. И практически нет мебели. Одна из стен полностью зеркальная. У окна стоял мольберт. На кухне мы пили чай из новых абсолютно прозрачных чашек. Лиина сказала: - Я хочу видеть цвет чая. Коричневый, желтый, зеленый, красный. Я полюбила цвета. И теперь я – рисую. И еще учусь танцевать. И жду Михаила. Волшебная жизнь только начинается. И я поняла главное: если хочешь быть счастливым, не нужно бояться. А это возможно только тогда, когда ты понимаешь, что все зависит только от тебя. И нет ничего в старых вещах. Память о родителях – в моем сердце. Это самое надежное место для памяти и любви. А что касается алхимиков, грифонов – я понимаю, что только то входит в нас – в наше внутреннее, что мы сами туда впускаем. Впустим грусть – она станет нашей, впустим грифонов, они будут размахивать крыльями. Но счастье они не приносят – его дарим себе мы сами.

А башня? Да, башня останется в моей памяти – как важная веха. Не будь ее на свете – я не встретила бы самого лучшего человека, который легко, за несколько часов изменил мой мир. Но он сумел сделать это лишь потому, что я была уже готова принять этот новый мир. А началось это принятие – с твоей статьи «Хлам», которая расшевелила мое сердце и стряхнула «пыль» с него. Видишь – сколько воздуха теперь в моем доме и главное – внутри меня. Ведь я поняла еще и другое – мне также хорошо внутри было и в Питере – в любом из его уголков и местечек. А это говорит о том, что для счастья нам не нужно ничего особого материального. Главное – вычистить хлам из собственной души. Хлам в виде недоверия к себе, страхов, самобичеваний, и еще многого того, без чего куда легче живется.

 

Наверх	На главную	Творчество	Список публикаций автора

Расскажите о творчестве Марины Бондаренко своим друзьям и знакомым! Предложите им подписаться на нашу электронную газету!